56. “Książe Józef Poniatowski/Князь Юзеф Понятовский” (1933);
57. “Jan III Sobieski/Ян III Собеский” (1933);
58. “Pilsudski/Пилсудский” (1933);
59. “Jadwiga i Jagello/Ядвига и Ягелло” (1934);
60. “Stefan Batory/Стефан Баторий” (1934).
Эдмунд Крюгер был ярким и убежденным пропагандистом скаутского движения в Польше. Некоторые из cоставленных и отредактированных им книг на эту тему изданы в современной Польше в виде репринтов.
1. “Stac murem, nie dac sie ruszyć: Słów kilkoro w kwestji niemieckiej/Стать стеной, не дать себя сдвинуть. Несколько слов по немецкой проблеме” (2010);
2. “Ofiary. Opowiаdania historyczne z roku 1846/Жертвы. Исторические рассказы из 1846 года ” (1910, 1921);
3. “Gwiazdy Polski: Jan Dekart, Stanisław Małachowski/Польские звезды: Ян Декарт, Станислав Малаховский” (1910);
4. “Witoldowi synowie. Opowieść historyczna/Витольдовы сыновья. Исторический роман” (1911);
5. “Ze świata czarów/Из мира волшебства” (1911; переизд. “Świat czarów”);
6. “Kwiat paproci: Komedyjka w 2 aktach/Цветок папоротника: комедия в 2-х актах” (1911);
7. “Potomek hetmański. Opowieść historyczna/Потомок гетмана. Исторический роман” (1912);
8. “W obronie bogów/В защиту богов” (1912);
9. “Aż do zgonu/Аж до смерти” (1913);
10. “Przed wiekami/Предвечное” (1914);
11. “W roku Grunwaldu. Opowiadanie historyczne/В год Грюнвальда. Исторический рассказ” (1914);
В только что выложенном эссе Агнешки Хаски и Ежи Стаховича шла речь о романах Эдмунда Езерского и Януша Крука. А в иллюстративном материале проскочили фотографии, на которых роман «Электрические люди» приписан то Я. Круку, то Эдмунду Езерскому, а то и вовсе некоему Эдмунду Яну Крюгеру. Ошибочка вышла? Ан нет! Alles ist in Ordnung – дело в том, что Эдмунд Езерский, Януш Крук и Эдмунд Ян Крюгер – это один и тот же человек, точнее первые два — это литературные ипостаси третьего. Поговорим о нем подробнее…
ЭДМУНД КРЮГЕР
Эдмунд Крюгер/Edmund Jan Krüger (ноябрь 1881–11 июля 1935) польский журналист и прозаик, автор исторических, фантастических и реалистических повестей и романов, составитель сборников сказок и легенд, переводчик с английского и русского языков.
Родился в ноябре 1881 года в Варшаве в семье варшавского печатника Юзефа Крюгера и Людвики Крюгер (до замужества Езерской). После окончания гимназии работал помощником печатника. В возрасте 17 лет дебютировал в журнале “Bluszcz”, где публиковал новеллы и рассказы. В 1904 --1905 годах сотрудничал с газетами "Kurier Poranny" и "Przyjaciel Dzieci", позже работал конторщиком. С 1922 по 1935 год работал в отделе печати Варшавского правительственного комиссариата. Дружил с моряком и основателем Татранской горноспасательной службы Мариушем Заруским, художником ЮЗЕФОМ МЕХОФФЕРОМ и книжным иллюстратором ЭДМУНДОМ БАРТЛОМЕЙЧИКОМ.
Автор нескольких десятков исторических романов (в т.ч. «Przygody młodego ułana/Приключения молодого улана», 1911;
и современных романов военной тематики («W odmęcie wojny/В гуще войны», 1915; «Dla ciebie, Polska/Для тебя, Польша», 1922).
Писал под псевдонимами Эдмунд Езерский/Edmund Jezierski и Януш Крук/Janusz Kruk. Умер 11 июля 1935 года в Варшаве.
В межвоенный период Крюгер был одним из самых читаемых авторов книг для молодежи, особенно на научно-фантастические темы: «Władca przestworzy/Властелин просторов» (Wyd. М. Arct, 1912, приложение к журналу “Nowy Świat”, 1911; изд. 2 – в серии “Biblioteka Książek Błękitnych”, E. Wende, 1930);
«Zwyciężcy bieguna/Покорители полюса» (Wyd.M. Arct i “Nasz Świat”, приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912);
«Cuda wyspy tajemniczej/Чудеса таинственного острова» (Wyd. М. Arct, “Nasz Świat” и приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912; изд. 2 – M. Arct, 1913);
«Wyspa elektryczna/Электрический остров» (E. Wende, серия “Biblioteka Książek Błękitnych”, 1925);
Романы Эдмунда Крюгера (Езерского) отсылали к научно-популярной прозе Жюля Верна, творчеству Владислава Уминьского и Эразма Маевского. Они рассказывали о необычайных изобретениях и приключениях ученых, создавших эти изобретения – свидетельства владычества человека над миром и необузданной стихией природы. Специфика фантастических произведений Крюгера заключается в их типично польском характере, заметном как в творениях персонажей, так и в исторических реалиях. Гениальные изобретатели следуют идеальному, в чем-то рыцарскому, романтическому кодексу чести, жертвуя жизнями, чтобы защитить свою страну. Воспитательные предпосылки романов Крюгера (Езерского) не ограничиваются универсальными, популяризаторскими описаниями природы, достижений знаний и техники – они показывают эмоции персонажей, действующих в конкретных социально-политических условиях. «Чудодейственное изобретение» — символ могучей силы, результат знаний и изобретательности инженера, борющегося за независимость Польши, поднимающего страну из руин и пепла войны. Фигура инженера выполняет важные дидактические функции: он становится образцом героя будущего, идеалом для молодого поколения.
Эдмунд Крюгер также является автором нескольких антиутопий, где действие разворачивается в будущем, в которых он полемизирует с общественно-политическими программами того времени, представляя театрализованное и тенденциозно преувеличенное видение пролетарской революции. Полемикой против романа Бруно Ясеньского «Я жгу Париж» является роман «Palę Moskwę/Я жгу Москву» (Wyd. S. Cukrowski, 1930), в котором критикуются предпосылки коммунистической системы.
Аналогичная тема исследуется в антиутопиях «A gdy komunizm zapanuje. Powieść przyszłości/И когда коммунизм победит. Роман будущего» (Wyd. S. Cykrowski, 1927)
и «Wyspa Lenina/Остров Ленина» (Wyd. S. Cukrowski, 1931),
в которых описываются политические условия системы, фракционная борьба и психика людей, вовлеченных в нее. В следующих двух книгах: «Andrzej Żarycz. Powieść — niestety fantazja/Анджей Жарич. Роман – к сожалению, фантазия» (Wyd. S. Cukrowski, 1930)
и «Precz z kryzisem. Powieść – niestety utopia/Долой кризис. Роман — к сожалению, утопия» (Wyd. S. Cukrowski, 1934)
Крюгер подвергает сомнению сущность экономических, политических и экономических шагов Санации и предлагает реформу системы Второй Жечи Посполитой, основанную на предпосылках кооперативной системы. Утопии Эдмунда Крюгера – крайне редкая в Польше форма трактата, рекомендующего метод постепенного социального прогресса – и являются выражением несбывшихся мечтаний автора, сознававшего нереальность своих намерений (см. подзаголовки его последних романов).
Согласно подсчетам «Википедии», литературное наследие писателя составлено 80 романами, повестями и рассказами, 11 переводами с английского и русского языков, а также 16 книгами, в подготовке которых Крюгер участвовал в качестве составителя и редактора.
В Польской народной республике (ПНР) из-за антисоветской направленности некоторых произведений писателя его книги не переиздавались (цензурный запрет), в современной Польше некоторые из них (в том числе фантастические) доступны в электронном виде.
Примечание. При подготовке биобиблиографического очерка широко использовалась соответствующая справка, опубликованная Анджеем Невядовским/Andrzej Niewidowski в апрельском номере журнала “Fantastyka” за 1986 год.
12. Очередная статья Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz носит название:
КОЛОНИИ из ЧУЛАНА, или КАК МОГЛО БЫТЬ
(Kolonie z lamusa czyli jak być mogło)
Давайте представим себе, допустим, год 1976-й. Польша как раз в очередной раз увеличила экспорт каучука, становясь одним из ведущих мировых производителей натуральной резины. К сожалению, урожай бананов в этом сезоне оказался чрезвычайно скудным – вероятно дают о себе знать начавшиеся изменения климата. Амазонское воеводство едва справляется с наплывом туристов, а богатые поляки массово выезжают в свои африканские зимние усадьбы — спасаются от европейских морозов. У них хватает средств на это, потому что они, в конце концов, неплохо обогатились на добыче нефти и продаже айсбергов, что является нашей народной специализацией. Польша — последняя мощная колониальная держава. Такой она стала благодаря мудрой политике колонизации без завоеваний и с согласия местного населения, которому рыцарственные славяне, издавна славившиеся своей толерантностью, всегда предоставляли гражданство своей страны. Ну ладно-ладно, быть может с этой самой толерантностью небольшой перебор. В конце концов все помнят кровавые столкновения на фоне расовой нетерпимости в Радоме и колонизацию Мадагаскара.
Все это фрагменты очередного добытого из забвения романа Стефана Барщевского? Вовсе нет. Вопреки видимости, такие мечты лелеяли важные представители правящих элит Второй Жечи Посполитой. После обретения независимости появилось много проектов возрождения и дальнейшего развития страны. Наравне со Стеклянными домами, строительством порта в Гдыне и совершением цивилизационно-гигиенического прыжка в будущее благодаря туалетам-«славойкам» существовали также гораздо более смелые концепции, которые с нынешней точки зрения выглядят скорее фантастическими, чем реалистическими. Впрочем, их уже тогда не принимали всерьез, хотя всегда находился круг уважаемых граждан, веривших в совершение невозможного. В эпоху междувоенного двадцатилетия стандартной идеей такого типа была империалистическая экспансия Жечи Посполитой на землях и водах во имя строительства колониальной мощи, сравнимой с мощью Великобритании, Франции или хотя бы Бельгии.
Зачем наши земляки едут в неведомый африканский закуток?
Идея польского колониализма не с потолка свалилась – о заморской экспансии подумывали уже в XIX веке, усматривая в этом шанс для возрождения Жечи Посполитой.
Кроме восхищения персоной Мауриция Бенëвского и его приключениями на Мадагаскаре, черпали вдохновение также из образца Курляндии XVII века – ленного владения Польши до III разбора – чей герцог Якоб Кетлер/Jakub Kettler выказывал колониальные намерения, основав крепость Новая Курляндия на Тобаго и купив у португальцев небольшой остров Святого Андрея возле устья реки Гамбия в Африке.
Две сотни лет спустя путешественник Стефан Шольц-Рогозиньский/Stefan Szolz-Rogozinski, друг Болеслава Пруса, во время экспедиции на Черный континент купил у местного вождя землю на острове Мондоле/Mondoleh в Камеруне. Цена была относительно невысокой и составила 10 отрезов материи, 6 кремневых ружей, 3 ящика джина, 4 сундука, 1 черную тужурку, 1 цилиндр, 3 шляпы, 12 красных шапок, 60 баночек помады для волос, 12 браслетов и 4 бархатных платка. В 1883 году там заложили польскую станцию, откуда Шольц-Рогозиньский делал вылазки вглубь Камеруна.
Однако экспансия поляков на Черном континенте не задалась, потому что спустя год в Камерун нагрянули немцы и англичане, имевшие виды на эту частицу Африки и также перекупавшие вождей чем ни попадя. Рогозиньский, не имея особого выбора, предоставил колонию в распоряжение Великобритании, чтобы она не досталась германским захватчикам, но в 1985 году две империи договорились между собой и Камерун стал германской колонией. Сам Шольц-Рогозиньский, по тогдашним сообщениям, впал из-за этого в депрессию; он трагически погиб в 1896 году, попав под колеса парижского омнибуса.
Путешествия Шульц-Рогозинського по Африке отозвались громким эхом в Польском Королевстве и изрядно возбудили воображение современных им литераторов. Кроме Болеслава Пруса о них с энтузиазмом высказывался Хенрик Сенкевич, который на страницах журнала “Słowo” призывал соотечественников собирать деньги на финансирование экспедиции и заверял, что ради такой высокой цели сам будет экономить на сигарах.
Наше предприятие будет успешным; продажа товаров принесет нам прибыль
В междувоенном двадцатилетии к колониальным проблемам подходили методично и юридически обоснованно, создавая различные организации, такие как Польское эмигрантское товарищество (Polskie Towarzystwo Emigracyjne), Научно-исследовательский институт эмиграции и колонизации (Naukowy Instytut do Badań Emigracji I Kołonizfcji) и Союз пионеров-колонистов (Związek Pionerów Kolonialnych). Проблемами колониальной экспансии занималась также Морская и речная лига (Liga Morska I Rzeczna), которая призывала опровергнуть черную легенду «о нашей безбрежной народной лени». Однако доподлинная колониальная горячка охватила общество Второй Жечи Посполитой на грани двадцатых-тридцатых годов. Впрочем, не без причины – по Европе разнеслись слухи о планирующемся Лигой Народов новом разделе мандатов на бывшие немецкие колонии. Живописная картина экзотических земель, которые только того и ждут, чтобы над ними взяли шефство, распалила «самые горячие умы»; LMiR, преобразованная в 1930 году в Морскую и колониальную лигу (Liga Morska I Kolonialna) (кстати, величайшая организация того времени – перед самой войной в ней насчитывался почти миллион членов) постановила развернуть агитацию за признание Польше мандата на какую-либо территорию. Намеками указывалось на Камерун, аргументируя это тем, что поляки были там прежде немцев. Правда из раздела мандатов ничего не вышло – Лига Народов вообще не собиралось устраивать подобного рода ревизию – однако воображение потенциальных будущих колонистов ломало все преграды. Они видели в заморской политике шансы выхода на новые рынки сбыта, ликвидации безработицы, а также оказию для «искоренения польской вялости и перековки польской психики в огне конкурентных сражений с сильнейшими народами мира». Ежедневные газеты пестрели восторженными картинами польского империалистического могущества, ну а Морская и колониальная лига уверенно взялась за работу.
Раз уж не получилось с Камеруном, нужно было найти что-то другое. Еще в 1928 году поляки заинтересовались Анголой, в то время португальской колонией, планируя экономическое сотрудничество и поселение на тамошних землях. Годом позже из Польши выехали первые колонизаторы: газеты живописно описывали ожидающее их в Анголе благоденствие, в результате чего тут же появились жулики, которые выманили несколько десятков тысяч злотых у земляков, жаждавших плантаций и приключений. Ангольская авантюра достигла своего апогея в 1930 году, когда разнесся слух, что Польша хочет купить Анголу; короче говоря, португальцы рассвирепели и ввели эмиграционные ограничения для предполагаемых поселенцев. В 1935 году в Анголе пребывали только пять польских плантаторов, а один из пионеров, Михал Замойский, в своем письме, напечатанном в газете “Gazeta Polska”, откровенно писал, что быть колонизатором – это тяжелая работа, заняться которой он никому не советует.
Однако Морская и колонизационная лига не уставала в своих усилиях. Оказия для очередного завоевания Африки подвернулась в 1933 году, когда в Варшаву приехал неофициальный представитель правительства Либерии (стоявшей в ту пору на грани банкротства) с предложением о налаживании экономических связей. В результате подписанного вскоре после этого соглашения Либерия выделила полякам 50 плантаций под выращивание каучуконосов, а также шоколадных и кофейных деревьев. Колонисты вновь начали паковать чемоданы, и на завоевание Африки отправились корабли с цементом, солью, железом, одеялами, гвоздями и пятью сотнями ночных горшков (вроде бы с облупленной эмалью, что объясняли отсутствием спроса среди местного населения). Деятельность Морской и колонизационной лиги в Либерии не возбудила энтузиазма у других государств, особенно это касалось Соединенных Штатов, увеличивавших в этой стране свое влияние, в связи с чем в 1937 году соглашение между Морской и колониальной лигой и либерийским правительством было разорвано. Здесь нужно вспомнить, что вокруг этого как никак фантастического замысла поселения в Либерии появились еще более фантастические легенды – и до сих пор сторонники польского колониального могущества твердят, что в соглашении с Либерией содержалась тайная клаузула относительно рекрутинга 100 тысяч человек на случай военной угрозы Польше со стороны других европейских государств.
К более удачным поселенческим предприятиям Морской и колонизационной лиги можно отнести единственно основание поселка Морская Воля в Бразилии, хоть и в этом случае нельзя сказать об ошеломляющем успехе. Ни плантации в Мозамбике, ни отправка поселенцев в Перу удачными предприятиями назвать невозможно. И хотя Юзеф Бек заявил, что по его мнению «польские колонии начинаются в Рембертове», Министерство иностранных дел также имело свой колонизационный план: в 1937 году оно предприняло переговоры с Францией относительно передачи Польше Мадагаскара – туда собирались переселить польских граждан еврейской национальности (это тогда появился лозунг: «Евреев на Мадагаскар!»). Еще в марте 1939 года Министерство иностранных дел послало запрос в Лигу Народов относительно возможности закрепления за Польшей части Антарктиды: правда посылать туда поселенцев не собирались, но обладание хотя бы одним квадратным метром заморских колоний было вопросом престижа.
Немедленно активизировать систематическую пропаганду насчет колоний
Замыслы колонизации не отозвались громким эхом в польской фантастике той поры. Можно даже сказать, что никакого эхо вообще не было. Ибо единственные действительно достойные упоминания произведения были изданы еще до 1918 года. Самым ранним из таких произведений была “Zemsta/Месть”Болеслава Пруса 1908 года (мы писали об этом произведении в “Nowa Fantastyka” № 1/2006);
а в 1912 году вышли из печати “Ludzi elektryczne/Электрические люди”Я. Крука (J. Kruk). В этом втором тексте замысел поселения поляков в пустыне поддерживают уже французы, которые хотят явным образом избавиться от остатков Великой Эмиграции, «хотя виновником всего этого переворота является стоящий во главе Акционерного общества колонизации Сахары инженер Казимеж Халич, знаменитый своими исследованиями и изобретениями в области электричества, лауреат многих премий». Впрочем, именно изобретения Халича обеспечивают полякам успех в Африке и славу новому городу Электрополису.
Колонизационные мотивы появляются также в романе “Wyspa Lenina/Остров Ленина” (1931) Эдмунда Езерского (Edmund Jezierski), где 100 тысяч идейных коммунистов по предложению Лиги Народов высаживаются на остров в Тихом океане, чтобы там в тишине и покое построить себе лелеемую в мечтах утопию. План, однако, терпит крах, потому что коммунисты решают выдать на-гора 200 процентов нормы в борьбе за власть, а не в механических мастерских.
Несомненно, для писателей воображаемая картина колониальной Польши была чем-то более близким к действительности, чем к фантастике. В видениях будущего Польша иначе добивалась роли державы: вместо того, чтобы покорять дальние страны и в поте лица закладывать там плантации (и тут же возлегать на верандах с тропическим шлемом на голове), поляки с ходу становились предводителями объединенной Европы или даже мира, к чему их подвигала трагическая судьба их отчизны и великая любовь к свободе. На страницах фантастических романов Морская и колониальная лига проигрывала вместе с Лигой Народов.
облако тэгов
